Искусство невозможного

01.04.2019 0:26

Статья

Это звучит ГОНГО

Если путинский миллиард баксов состоит из бюджетов честных организаций вместе с ГОНГО, то тогда все становится не только объяснимо, но и разоблачительно. Каждая честная организация может взять в банке выписку о поступлениях на расчетный счет за год и опубликовать ее в открытой печати. Почему бы не вернуть "президенту" Путину его собственные обвинения в удвоенном виде?

Александр Подрабинек 08.04.2013

Статья

Загон суров

В иные времена подобные диспуты бывают полезны: в них подчас рождается истина. Сегодня в них рождаются одни лишь недоразумения и обиды, и если предположить, что в работе с несистемной оппозицией администрация Кремля ставит основной целью раскол и разброд, то задача эта решается успешно. Стараниями самих оппозиционеров.

Илья Мильштейн 11.03.2019 Искусство невозможного Александр Подрабинек 08.03.2019

Гении компромисса

В "Мемориале" на минувшей неделе прошли первые чтения памяти Арсения Рогинского - диссидента и политзаключенного, председателя правления "Мемориала". Одной из тем обсуждения на этом двухдневном семинаре стал вопрос о том, насколько диссидентский опыт востребован в современной России.

Среди семерых участников этой заключительной панельной дискуссии был всего один бывший диссидент - Петр Поспихал, подписант "Хартии-77" и активный участник чехословацкого диссидентского движения. Все остальные - люди новые, относительно молодые, пытающиеся осмыслить диссидентский опыт по историческим документам, мемуарной литературе или чьим-нибудь рассказам.

Потребность в осмыслении есть - для новых поколений общественных активистов героический ореол диссидентского движения сохраняет свою привлекательность. Многим кажется, что они являются продолжателями диссидентских традиций.

Вопрос о востребованности диссидентского опыта звучит двусмысленно. Одно дело, нужен ли он современному российскому обществу. Совсем другое - усвоен ли он в современной России. И если на первый вопрос можно ответить уверенным "да", то на второй ответом будет такое же уверенное "нет".

Более того, диссидентский опыт отвергается сейчас в России, из него усваивается только самое поверхностное, формальное, в лучшем случае лозунги и символы, но не то, что составляло его суть. Усваивать его по существу некому.

Народ в России по большей части политически инертен, испытывает страх перед переменами и трепещет перед начальством, признавая за ним если не право, то неизбежную возможность командовать людьми и событиями. Народное сознание в России сковано страхом, чинопочитанием и безысходностью. Разумеется, в этой мрачной картине есть светлые места и со временем их становится даже больше, но общий фон до сих пор остается удручающим.

Культурная элита в основном как была, так и остается сервильной и безразличной к свободе. В советские времена даже самые талантливые и неконъюнктурные из них с удовольствием принимали Сталинские или Ленинские премии, награды, титулы и звания, оплачивая это своей лояльностью и смирением. Нынешние таланты так же легко принимают ордена от Путина и спешат записаться в его доверенные лица на каждых президентских выборах. Те, кому становится совсем уж невыносимо, уезжают в эмиграцию.

Политическая оппозиция перенять диссидентский опыт не в состоянии, поскольку она занята игрой, главный приз которой - власть. Правда, оппозиция никогда не выигрывает и выиграть не может, поскольку играет с шулерами, но сам процесс игры придает смысл ее существованию.

Журналисты, волонтеры гласности и бойцы за свободу слова принимают цензуру как неизбежное зло и послушно починяются требованиям прокуратуры и Роскомнадзора. Причем даже самые либеральные и, казалось бы, свободомыслящие. Какой разительный контраст с антисоветским самиздатом и подпольными типографиями!

Казалось бы, кому как не правозащитникам усваивать опыт диссидентского сопротивления? Но и здесь то же самое. Правозащитные организации стремятся вписаться в структуры власти, а не противостоять им. Правозащитники сидят в общественных советах силовых министерств и в Совете по правам человека при президенте России. Они считают нормальным сотрудничать с властью, которая единственная и является источником нарушений прав человека.

А могло ли в советские времена кому-нибудь из диссидентов прийти в голову брать деньги на правозащитную деятельность от власти? От КГБ или ЦК КПСС? Сегодня же президентские гранты получали, получают или пытаются получить такие известные правозащитные организации, как Московская Хельсинкская группа, движение "За права человека", "Агора", "Голос", Комитет солдатских матерей, "Русь сидящая", Сахаровский центр, "Мемориал".

Диссиденты во времена жесткого советского тоталитаризма были несравнимо более свободными и ответственными людьми, чем нынешние общественные активисты, живущие в условиях относительно мягкого авторитарного режима.

Слава богу, не все сегодняшние правозащитники, журналисты, оппозиционеры или деятели культуры ведут себя столь прискорбно. Есть достойные люди, но их, сожалению, меньшинство. Они вряд ли старательно усваивают диссидентский опыт - просто их личный этический кодекс близок к диссидентскому или даже совпадает с ним.

Усвоить диссидентский опыт - это не значит понять, как правильно вести себя в тюрьме или на допросе, как научиться обнаруживать за собой слежку или умело организовывать общественные акции. Усвоить диссидентский опыт - значит проникнуться духом сопротивления, осознать свое личное и гражданское достоинство, которое уже не позволит ни принимать деньги от тиранов, ни ходить на совет нечестивых, ни смиряться с цензурой.

Сегодня правозащитники и оппозиционеры отговариваются расхожим утверждением, что политика - это искусство возможного. Пусть так. Но диссидентство - это искусство невозможного. И сегодня в России оно, к сожалению, утрачено.

Источник