Ясно, почему к столетию ВЧК-НКВД-МГБ-КГБ-ФСБ печатается именно такой текст. Полезно и даже необходимо отпраздновать победу, лишний раз обозначая курс. Это курс на преемственность героических традиций, но в совершенно новых условиях, о которых тот же Берия мог только мечтать, причем недолго.
Илья Мильштейн 21.12.2017
Сразу же после смерти вождя аппаратчики превратили "органы" из повелителя в ведомство, из хозяев в обслугу, из палачей в подручных. Но и чекисты не забыли и не простили аппаратчикам своего унижения, падения с вершины злобы в бездну партийного контроля. Аппаратчики правили. Чекисты готовились.
Виталий Портников 20.12.2017 Вера Лаврешина 28.10.2018
Кто он, Генрих Ягода? Палач-изувер или жертва сталинских репрессий? Правильный ответ прост, хотя и парадоксален: и палач, и жертва. Сын ювелира, ефрейтор на Первой мировой, один из организаторов ГУЛАГа, он был оклеветан и казнен во времена кровавой ежовщины. Он убивал, и его убили.
На другой вопрос, связанный с увековечением памяти покойного и до сих пор не реабилитированного наркома НКВД, ответить куда сложнее. Причем нельзя сказать, что эта проблема возникла только сейчас, после открытия мемориала "Стена памяти" в Коммунарке - к слову, на территории, некогда принадлежавшей самому Ягоде, которая после его ареста стала местом массовых расстрелов и захоронений. Предметом дискуссий, поначалу не слишком громких, тема стала почти сразу после ХХ съезда, в ходе которого прозвучал доклад о культе личности Сталина и преодолении последствий этого культа. Тогда открылось, что от репрессий пострадали в основном честные коммунисты-ленинцы, и в моду вошли позабытые герои-мученики типа маршала Тухачевского или наркома Крыленко. Дискуссии о палаческих наклонностях невинно убиенных и о том, что мы вообще сотворили с собой при Ленине и при Сталине, пресекались. Людей, размышлявших вслух об истоках большевистского террора и о том, какое государство было выстроено на руинах царской империи, карали.
В России, выстроенной на руинах советской империи, тема не под запретом, хотя гибридный характер нынешнего государства проявляется во многом, включая споры о прошлом. С одной стороны, сталинские преступления осуждены и президент страны лично открывает мемориал жертвам репрессий в центре столицы, произнося подобающую речь. С другой стороны, памятники Сталину, как чума, распространяются по Руси великой. С одной стороны, архивы коммунистической эпохи доступны, еще при Ельцине. С другой стороны, они снова закрываются, уже при Путине. С одной стороны, масштабы всесоюзной трагедии вроде осознаны, и на бывших спецобъектах, где истребляли людей и закапывали в землю, теперь возведены стены памяти, и правнукам сгинувших навеки и, как мечталось душегубам, без следа, есть где возложить цветы, постоять в скорбном молчанье, пролить слезу. С другой стороны, среди мучеников сталинского режима не одни лишь рабочие, крестьяне, учителя, библиотекари, врачи, сторожа. Рядом с ними под той же травой Коммунарки покоится прах Ягоды или какого-нибудь Заковского, комиссара госбезопасности 1-го ранга, и все они давно перемешаны, бренные останки палачей и жертв.
Тех, кого убили ни за что. И тех, чья смерть кажется справедливым возмездием за совершенные злодеяния. Попробуй отдели одних от других. Или можно отделить и даже необходимо?
Споры эти раздирают сегодня наше правозащитное сообщество.
Дело в том, что имена Ягоды и ему подобных, высокопоставленных чекистов и коммунистов, значатся в списках расстрелянных, к примеру, в Коммунарке - и потому как их было не запечатлеть на "Стене памяти". Однако имеется точка зрения, что хладнокровное, исторически точное поминание профессиональных убийц наравне со страдальцами оскорбительно для памяти убитых без вины и причиняет боль их родным. Ибо "смерть не уравнивает и не оправдывает всех без разбора", с чем нельзя не согласиться. Но нельзя не согласиться и с мнением руководителя "Международного Мемориала" Яна Рачинского, который подробно и убедительно объясняет, что "каждый имеет право на могилу", а на могилах принято писать имена. От себя добавлю, что цензура памяти не лучше иных запретов, и если тов. Ягоду пустили в расход именно здесь, на его дачном участке, то где же еще вписывать его в синодик?
Вероятно, не лишена смысла идея двух списков, в которых несомненных палачей изолируют от общества несомненных жертв, но в ней есть что-то от школьного учебника, где гораздо уместней называть имена казнителей и казненных. И если уж по совести рассуждать, то давно пора реабилитировать расстрелянных или своей смертью умерших негодяев за преступления, которых они не совершали. А судить посмертно за то, что они содеяли. Ну вот не был Берия английским шпионом, Тухачевский немецким, а Ягода - вообще агентом чуть ли не всех разведок. Это как повесить на Чикатило в два раза больше трупов, нежели он реально произвел. Главная беда здесь в том, что при этой власти немыслимо даже вообразить себе такой процесс и надо еще спасибо сказать, что разрешают поминать замученных у Соловецкого камня. А если бы наконец полностью открылись архивы и прошли суды, и в учебниках черным по белому, без лишних эмоций, но и без умолчаний написали бы правду о нашем ХХ веке, то и со списками не было бы большой путаницы.
Что же касается нынешних диспутов о Коммунарке, то отчасти они напоминают дилемму, предложенную российским национальным лидером. Кому, дескать, отправляться в рай, а кому подыхать без покаяния - сами решаем. Но мы ведь ничего не знаем о загробных делах, оттого и приговоры наши, и предельно искренние порой пожелания - живым и мертвым - гореть в аду звучат слишком, что ли, легкомысленно. Единственное, что некоторые из нас ясно себе представляют, вопреки стараниям начальства, это рукотворный ад на земле, созданный при Сталине, и он наглядней всего отражается в наших спорах вокруг собирательного или конкретного Ягоды.
Хочется его наказать и на том свете, в назидание чекистам современным и грядущим, но это мечта недостижимая. Не хочется вносить его в поминальный список, но куда денешься. Жертва беззакония.